Поднимите мне веки - Страница 122

К оглавлению

122

Но тут к ним спустя всего пару минут из-за того же угла – рожает он их, что ли?! – подоспела помощь. Вынырнувшая группа шляхтичей ничего не спрашивала и в суть конфликта не вникала. Хватило увиденного – «наших бьют», – и вскоре мы уже отбивались от вдвое превосходящего по численности врага.

Дело приняло весьма неприятный оборот.

Правда, чуть погодя подоспела помощь и к нам, но в куда меньших размерах. Вначале подлетел оставленный возле коновязи Курнос, а затем еще один всадник, но без оружия.

Это был… Квентин.

Осадив свою лошадь, он несколько секунд глядел на происходящее, не зная, что предпринять, поскольку сабли с собой этот балбес не прихватил, но затем поднял коня на дыбы и отчаянно ринулся на шляхтичей.

Безоружный!

Те шарахнулись в разные стороны от азартно хлещущего по ним плетью всадника, но длилось их замешательство недолго. Едва я и мои гвардейцы устремились вперед, чтобы помочь шотландцу, как тот вдруг как-то по-детски ойкнул, согнулся, а в следующее мгновение кулем свалился с седла.

Я яростно взревел, ринувшись в атаку и уже не оглядываясь по сторонам, есть ли прикрытие. Гвардейцы действительно не оставили меня одного, последовав за своим князем, но это было неправильно. Более того, почти самоубийственно, и после того, как безудержная злость чуть приутихла, я приказал отступить, пятясь к тыну, но…

Первым, схватившись за грудь, пошатнулся и неловко осел на мостовую Пепел. Вторым охнул, держась за правый бок, Изот Зимник, а спустя еще минуту вышли из строя Кочеток и Зольник. Только Курнос пока продолжал кое-как отбиваться, силясь удержаться на ногах, но, по сути, мы остались вдвоем с Дубцом.

Нет, шляхта к тому времени тоже понесла потери – семеро лежали на мостовой. Кто бездыханный, кто стонал от боли, а один вообще катался по бревнышкам, ухватившись за пах.

Согласен, пинок в причинное место острым носком сапога, наверное, не предусмотрен рыцарскими правилами поединка, но у меня было оправдание – рыцарей я перед собой не видел.

Ни одного!

Правда, дрались ляхи хорошо. Пожалуй, даже чересчур хорошо. Увы, но лишь теперь до меня стало доходить, что я за последнее время слишком обнаглел от везения, а после сражения на волжском берегу вдобавок изрядно переоценил силы своих гвардейцев.

К сожалению, как выяснялось сейчас, ляхи владеют саблями не только лучше ратных холопов Шереметевых и Голицыных, но и, как ни прискорбно это сознавать, куда лучше моих ребяток.

Плюс превосходство в физической силе: все-таки у тридцати – тридцатипятилетнего мужика ее побольше, чем у моих восемнадцати – двадцатилетних.

Сейчас на нас продолжали наседать еще семеро, и если что-то не предпринять, причем немедленно, то в следующую минуту предпринимать будет уже некому.

Это я тоже понимал.

Пока выручало то, что наш обороняющийся полукруг изрядно сузился, и потому наседающая семерка мешала друг другу, не в силах одновременно атаковать на столь узком пространстве. Но надолго ли?

Вот только ничего придумать у меня не получалось. Во всяком случае, пока.

Глава 27
Первое народное ополчение

Что-то изобрести я так и не успел, ибо в тот же миг, как охнул Курнос, пропустивший еще один выпад от маленького светло-русого усача, в отдалении раздалось яростное «Бей!» и топот множества ног.

Я вскользь бросил беглый взгляд в сторону Пожара, откуда летела в нашу сторону разъяренная толпа, вооруженная чем попало. Вон там в руках у кого-то коса, а там здоровенная жердь, а у квадратного здоровяка, бегущего впереди, вообще топор, от широкого лезвия которого во все стороны летят веселые солнечные зайчики.

Прямо первое народное ополчение, да и только.

«Кажется, сейчас нам тут всем мало не покажется», – промелькнуло у меня в голове, но и бежать, увлекая за собой Дубца, тоже было нельзя. Оставались еще четверо гвардейцев, точнее, пятеро – Курнос тоже привалился к забору, и бросать их…

К тому же имелся Микеланджело, который был одет пусть и не так, как ляхи, но по-иноземному, а кто тут будет разбирать особенности польских и итальянских одежд. Правда, он лежал, но его безмятежный храп…

Пришлось сделать единственное, что только возможно в такой ситуации. Вытянув руку с саблей в направлении растерянно стоящей перед нами шестерки шляхтичей – еще один, согнувшись, тоже прилег к остальным, я в свою очередь хрипло завопил:

– Бей!

Как ни удивительно, но нападающие послушались. Во всяком случае, ни один не попытался хотя бы замахнуться на меня, не говоря уж о том, чтобы ударить, и все старательно огибали нас с Дубцом, норовя пролезть в куча-малу.

Думается, что ляхов подвела возможность выбора.

Если бы не было альтернативы, то есть возможности удрать к себе, а я обратил внимание, как они растерянно оглядывались на высокую башню Посольского двора, видную даже отсюда, они бы приняли бой и тогда, возможно, уцелели бы. Но они начали колебаться, не зная, что лучше предпринять, и потому их буквально размазали по бревнышкам мостовой, после чего… угрожающе повернулись к нам.

Учитывая, что народ горит от азарта и опьянен победой, надо было снова что-то изобретать, причем опять-таки немедленно. Иначе запах крови, затуманившей мозги – вон как у стоящего впереди бородача раздуваются ноздри, словно нанюхался кокаину, – поведет их в очередную атаку. И тут без вариантов – раскатают так, что потом не отскребут.

– Молодцы! – рявкнул я что есть мочи, кивком поблагодарив расторопного Дубца, который, пользуясь паузой, успел наскоро перетянуть у плеч обе мои окровавленные руки, и тут же с легкой укоризной осведомился у толпы: – Вот только как теперь нам перед государем ответ держать за содеянное?

122