Поднимите мне веки - Страница 16

А это еще кто у нас такой речистый? Судя по уверенности и по тому, что он стоит за гонцом, получается, что старший над десятком. И сдается мне, что я его уже где-то...

И в памяти всплыло недавнее: подворье Голицыных, мы с Басмановым за столом, и этот крепыш, что-то ставивший на стол и с плохо скрываемой ненавистью поглядывавший на меня. Помнится, я успел отметить, что у них с Дмитрием схожее строение тела – голова туго всажена прямо в широкие плечи.

Смутно знакомым он показался мне еще тогда, на подворье, но припомнить его я не сумел, да и сейчас не получалось.

Впрочем, это и неважно. Достаточно одного ненавидящего взгляда, устремленного на меня, чтобы понять – настрой у мужика решительный.

– И утаить не моги, – добавил гонец. – Мне доподлинно известно, что он тута скрывается. Матушка его обсказала.

Та-ак, значит, они вначале рванули к Запасному дворцу, а уж потом сюда...

А за воротами уже отчаянно вопили:

– Отравили, июды!

– Уморить порешили!

– Изверги!

Но громче и чаще над всеми прочими возвышалось яростное и многоголосое:

– Бей!

Но в ворота никто не ломился – лишь безостановочный топот людских ног.

Я удивленно пожал плечами. Это что – народ столь обеспокоен несчастьем, случившимся с Федором?

Оставалось невольно возгордиться – ай да Мак-Альпин, ай да сукин сын! Вон как изловчился, ухитрившись за считаные дни – и месяца не прошло – поднять престиж юного Годунова!

Придется открыть ворота, чтобы все объяснить людям, а заодно и успокоить их. Мол, хоть и велика была опасность, но сейчас с ним лекари, так что выживет престолоблюститель, непременно выживет.

Помешала осторожность и всплывшие в памяти слова травницы, которая ничего определенного не обещала. В ответе ее вроде бы больше «да», чем «нет», но получалось, что всякое возможно, а потому торопиться ни к чему.

К тому же для начала следовало заняться гонцом.

– Пошли, и сам увидишь, что царевича сейчас только на носилках таскать – совсем плох престолоблюститель, – миролюбиво предложил я и, не дожидаясь согласия, властно потянул его за рукав, велев остальным: – А вы тут пока побудьте.

– Некогда нам тут прохлаждаться, – проворчал десятник с утопленной в плечи головой. – Али пущай сам князь с нами прокатится до государевых хором да сам все и растолкует. С него не убудет небось, а путь недолог...

Вспомнил, где я его видел!

Уж очень схожие слова – почти одно к одному – он сейчас произнес, вот и припомнилась мне узкая московская улочка со здоровенными сугробами вдоль высоченных заборов и две ватаги, неумолимо смыкающие возле меня кольцо, а впереди вот этот самый крепыш.

Даже голос его тут же всплыл в памяти: «Пущай княже с нами прокатится до подворья боярина мово. С него не убудет небось, а путь недолог. Ну а коль промашку дали, обратно довезем куда скажет...»

– А ты ведь мне знаком. – И я в свою очередь почти дословно процитировал слова Игнашки, с которыми он тогда обратился к крепышу: – Ты Аконит из ратных холопов голицынских. И зазноба твоя в Китай-городе проживает. – Только концовка прозвучала иначе, куда миролюбивее, ибо не время браниться: – Так как боярин твой, дозволил тебе на ней жениться?

Крепыш вспыхнул и зло уставился на меня.

– Ежели бы ты, князь, тогда от меня не вывернулся, дозволил бы, – процедил он сквозь зубы, оглянулся на открывающиеся ворота, что-то негромко шепнул стоящему рядом с ним ратнику и проворно метнулся к своему коню.

Я не успел дать команду, чтоб его остановили. Стало не до того, поскольку в ворота не въехал – ворвался шустрый Липень, осадил лошадь и, кубарем скатившись с нее, сразу метнулся ко мне, на ходу вопя во всю глотку:

– Беда, княже!

Крепыш же действовал стремительно – всего нескольких секунд ему хватило, чтобы запрыгнуть на коня и тут же метнуться с подворья прочь, успев проскочить в закрывающиеся ворота.

А Липень уже рядом со мной.

– Беда, княже! – повторил он. – Люд московский близ Запасного дворца сбирается. Требуют двери отворить, чтоб расправу над престолоблюстителем учинить. Меня сотник Кропот прислал, так я чрез окно выскочил, потому и пробрался.

Ничего не понимаю!

За что расправу-то?! Сами орут, что его отравили, сами матерят тайных убийц, тогда о какой расправе идет речь?! Над жертвой?!

– Слыхал? – повернулся я к гонцу. – И куда мне сейчас царевича отправлять? Был бы жив-здоров, и то бы не доехал до царских палат, так что...

Тот тоже посмотрел в сторону ворот и вдруг зло ощерился:

– А что же, чиниться, что ль, с им, коли он длань на царя поднял?! – И сразу осекся, отводя виноватый взгляд.

«Не иначе как сболтнул лишнее из того, о чем не велено было говорить», – догадался я и тут же понял, что происходит.

Понял и... невольно восхитился мастерством отравителей.

Значит, решили одним выстрелом завалить двух зайцев.

Здорово!

Получается, вот тебе жертва – пресветлый государь красное солнышко, а вот тебе и убийца – престолоблюститель, возжелавший сам усесться на престол своего благодетеля, благо, что на царство тот еще не венчан.

И ведь как шустро все провернули, воспользовавшись первым же удобным случаем. Поневоле напрашивается на язык расхожее выражение о пригретой Дмитрием на груди гадюке. И напрашивается, судя по воплям за воротами, не только мне, но и горожанам, которые несутся к Запасному дворцу и орут нечто похожее.

Но как же это истинные убийцы не рассчитали? Живой и здоровый Федор был бы в роли отравителя куда убедительнее.

Однако через секунду понял причину – вновь я смешал им карты.

Мой послушный ученик четко выполнил все команды и советы своего учителя, в том числе и настоятельное, несколько раз для надежности повторенное указание зорко примечать и есть только из тех блюд, из которых прежде будет брать Дмитрий.