Поднимите мне веки - Страница 104

К оглавлению

104

Хотя да, он же дипломат, так что ему сам бог велел. Взгляд непроницаемый, губы строго поджаты, и поди пойми – то ли сочувствует, то ли осуждает обвиняемого.

Поведение Дмитрия было тоже не совсем обычным – слишком много суетился, но его нервозность не в счет.

Единственное, чем он разительно отличался от остальных присутствующих, так это своим настроем. Если у прочих он был, образно говоря, пасмурным, то у государя – солнечным и безоблачным.

– Ни одной лисы, – подвел итог я.

Получив такой ответ, Дмитрий довольно потер руки и заметил:

– Стало быть, сдержал я свое слово, князь?

Я вновь утвердительно кивнул и поинтересовался, кивая на судей:

– Их ведь четверо. А что будет, если голоса разделятся поровну?

– Судей пятеро, но я скажу свое словцо самым последним, ежели оно… понадобится. – И, понизив голос, заговорщически шепнул: – Открою тебе тайну – коль что, так подам его за тебя, токмо боюсь, что глас мой навряд ли тебе подсобит, яко глас вопиющего в пустыне, уж больно они грозны. – И кивок в сторону четверки.

Понятно – снова чужими руками.

Мне на миг стало даже скучно. Хоть бы новенькое что-то придумал, а то все одно и то же.

Однако расслабляться нельзя.

Пока есть хоть один шанс, надо драться, а уж там как судьба…

Глава 23
Суд

Первое из обвинений касалось разбойного нападения на детей боярских, ехавших исполнять государеву волю и погибших от моих рук.

Как ни удивительно, но разбор случившегося был достаточно объективен. Признаться, я уже привык к обратному.

Приняли во внимание и показания тех ратных холопов, которых мои гвардейцы доставили на подворье Басманова, и… свидетельства моих воинов.

Оказывается, накануне бирючи прокричали о суде над князем Мак-Альпином, обвинявшимся в этом самом нападении, и пригласили всех видавших оное или ведавших, как все это произошло, явиться на подворье думного боярина Басманова.

Из тех, что тогда были со мной на струге и дрались бок о бок, к вечеру перед Петром Федоровичем предстал весь десяток в полном составе…

Я посмотрел на недовольное лицо Дмитрия и с трудом сдержал усмешку. Мальчик решил было унизить меня хоть в этом. Уверен был, что мои люди, которых он отпустил с подворья, не явятся, и тогда он мог, глядя на меня, сказать, что…

Впрочем, неважно что, ибо теперь ему сказать было нечего.

– А мне почто про его людишек не поведал? – мрачно осведомился он у Басманова.

Вот тебе и раз! Неужто боярин промолчал?

– Так то дело обычное, – пожал плечами Петр Федорович. – Я и не мыслил, государь, будто тебе надобно о кажном видоке сообчать.

Точно, не сказал. Ай да Басманов, ай да…

А теперь послушаем приговор судей.

Дело в том, что еще до начала заседания Власьев поставил их и меня в известность, что согласно повелению государя, раз каждое из преступлений заслуживает смертной казни, то и решение по каждому обвинению надлежит принимать в отдельности.

Более того, если судьи хоть раз проголосуют за смертную казнь, то царем велено далее уже не продолжать, ибо дважды казнить одного человека все равно нельзя, а потому нет разницы, повинен князь Мак-Альпин в чем-то еще или нет.

Сидящие соблюдали очередность, и первым свой голос подал Бучинский:

– Он вправе был защищать себя. – И виноватый взгляд на Дмитрия.

– Мыслится, нет тут его вины, – поддержал Яна Басманов.

– Сами они виноваты, – кивнул Хворостинин.

Дуглас, помедлив, еще ниже склонил голову и проворчал:

– Невиновен.

– И я тако же мыслю, – благосклонно согласился Дмитрий и поторопил Власьева: – Чти далее.

Второе обвинение гласило, что князь Мак-Альпин, обуреваемый похотью, лживыми посулами и с коварным умыслом улестил бежать с собой царевну Ксению Борисовну Годунову. И это невзирая на государево повеление остаться в Москве, кое было передано ей через того же князя.

Порадовало, что о подробностях похищения не говорилось.

Наверное, посчитали излишним.

Вообще-то правильно, какая разница, как ты украл, главное сам факт воровства.

Вот только спорный он – а было ли воровство?

– Что скажешь, князь? – сурово поджав губы, холодно осведомился у меня «великий секретарь».

– Не было у меня ни коварного умысла, да и лживых посулов я ей не давал.

– Но увез? – уточнил Власьев.

– Увез, – сокрушенно признался я, – но выполняя волю нашего государя.

– Как… выполняя? – на миг даже растерял свою дипломатическую невозмутимость надворный подскарбий.

Про остальных вообще молчу – пять изумленных взглядов, требующих немедленных разъяснений.

– А так, – вздохнул я и… напомнил всем о словах Дмитрия, которые он во всеуслышание ляпнул на Пожаре.

– Но позже я самолично указывал тебе иное, – не выдержав, вскочил со своего деревянного кресла Дмитрий. – Али скажешь, что не было того?

Вообще-то был соблазн ответить именно таким образом – свидетелей-то не имелось. Но чувствовал – именно этого он от меня и ждет. Если я опущусь до вранья, то тем самым унижу себя, и, хоть об этом будут знать всего двое – я и он, – ему хватит и такого.

Я вскинул голову, горделиво окинув взглядом этого маломерка, который ждал этого от меня, но… так и не дождался.

– Было, государь, – кивнул я. – И впрямь сказывал. А не далее как пару дней назад даже пояснил, для чего ты хотел оставить царевну в столице. – И сокрушенно развел руками. – Жаль, ранее о том не ведал. Кабы знал, иначе бы себя вел.

Он резко отшатнулся, словно я в него плюнул, лицо исказилось от гнева, а рука потянулась к сабле, которой не было.

– Попомнишь свои словеса, князь, – злобно прошипел он. – На плаху не восхотел, так будет тебе костер.

104