Поднимите мне веки - Страница 101

101

Вот Семен Никитич Годунов на месте государя особо не удивился бы, вспомнив про мои виражи «под куполом» Константино-Еленинской башни, а Дмитрий…

Но оглядываться, находясь наверху стены, я себе запретил, да и навряд ли что увидел бы – все-таки до крыльца метров тридцать, а у меня глаза не кошачьи.

В кустах, куда я угодил – ох уж мне эта патриархальность, заросло все, как возле деревенского забора, – оказалось полно крапивы, и я невольно зашипел, изрядно обстрекав руки.

– Княже, – тут же раздался знакомый голос неподалеку, и одновременно показался темный силуэт человека.

Так и есть – Дубец.

– Ты чего тут? Я же сказал – вместе со всеми на подворье и оттуда бегом в соседний терем к Бельскому.

– А тебя одного оставить?! – огрызнулся он.

Ну как нянька, честное слово!

Вообще-то надо бы отругать за невыполнение приказа, но уж ладно, замнем. Тем более что неподалеку по дорожке как раз в нашу сторону мирно шествует ночная стрелецкая стража – не до препирательств.

Бурьян хоть и высок, а одежда на нас с Дубцом темная, но у стрельцов в руках факелы, так что лучше распластаться в крапивных зарослях и не двигаться, дожидаясь, пока они…

Что за черт! Остановились, причем по закону подлости почти напротив нас. Не иначе как бродить надоело.

Ага, вон в чем причина – приспичило одному. И хорошо, что он двинулся в противоположную от нас сторону.

– Федор Борисыч так-то иноземным людом себя не окружал. – Это один из них, самый высокий, очевидно продолжая начатый ранее разговор.

– И я о том же толкую. Окромя двух воевод своего полка, он в палаты вовсе никого не допускал, да и те не чета нынешним, что с государем приехали, – подхватил второй.

– Не чета, – хмыкнул первый. – Ентот князь, как его, словом, Федор Константиныч, егда в темницу угодил вместях со своим ратником, коему руки на дыбе повыдергивали, так он его самолично с ложки кормил, вона как.

– Можа, брешут? – усомнился возвращающийся третий, на ходу возясь с завязками штанов.

– А ты у Снегиря поспрошай, – ехидно посоветовал второй. – Слыхал про таковского? Он у головы Ратмана Дурова служит, в сотне у Андрея Подлесова.

– А он откель ведает…

– Оттель, что ентот ратник – родной сын Снегиря. Вот ты и усомнись, было али как, ежели… зубов не жалко.

– А чего зубов-то?

– А того, что он за такие сумнения живо их тебе сочтет.

– Да я и так верю. Я хошь и третий день на Москве, но самолично того князя в Серпухове видывал – баский, да и с вежеством, хошь и иноземец.

– Да какой он иноземец – православный давно, – перебил его высокий и поторопил: – Скорее ты со штанами, а то эвон шум какой-то. Надо бы глянуть, не случилось ли чего.

– Былины уж о тебе ходют, княже, – шепнул под ухом Дубец.

– Цыц, – буркнул я смущенно.

Подумаешь, с ложки кормил. Невелик подвиг, хотя и правда, именно о нем, как утверждал Игнашка, которому нет резона врать, больше и чаще всего говорили на Москве. Все-таки людская молва загадочна – нет чтобы описать, как я…

Стоп!

Кажется, уходят.

А чего это они говорили про шум, который и впрямь теперь отчетливо слышен? И как раз оттуда, куда мы собирались направиться…

«Что за дьявольщина?!» – чуть не ахнул я, когда мы с Дубцом крадучись пробрались поближе к источнику.

– Да нет тут никого, окромя холопов да князя Дугласа, все там, – доложил какой-то стрелец, выходивший из ворот нашего подворья.

– Ну там так там – еще лучшее. Теперь им уж точно не выбраться, – отозвался голос… Басманова.

Наблюдательный пункт, с которого отчетливо было видно все, что творится у соседей, мы заняли через десять минут. Можно было бы куда быстрее, но приходилось прятаться от собственной дворни, потому и просачивались во флигелек близ моего главного терема так долго.

Обзор-то был прекрасный, вот только глаза бы не глядели на происходящее – так неприятно было наблюдать разворачивающиеся события.

Как я сразу оценил обстановку, окружение было мастерским. С тылу не видать, но и без того понятно, что боярин не оставил без внимания все стороны.

Количество тоже впечатляло. Две сотни как минимум, и это только со стороны моего подворья. Как я позже узнал, там были и люди Петра Федоровича, и боярина Голицына, а также ратные холопы Мстиславского, Сицкого и Шереметева.

Кроме того, со стороны царских палат один за другим бежали телохранители. Сам Дмитрий давно уже был здесь.

Идти на немедленный штурм боярин пока не решался, то и дело показывая своему государю на небо – очевидно, убеждал, что куда сподручнее дождаться рассвета, чтоб ни одна душа не смогла выскользнуть.

Дмитрий мрачно выслушивал и вновь принимался нервно расхаживать туда-сюда, а Басманов меж тем переговаривался с моими людьми, убалтывая их выдать князя Мак-Альпина, а в обмен обещал даровать жизнь.

Что отвечали Петру Федоровичу запершиеся на подворье мои гвардейцы, я не расслышал, кроме отдельных фраз, но уже по ним было ясно, что настроены они решительно, а что до своего воеводы, то, прежде чем боярин доберется до него, вначале им придется убить всех остальных.

– На прорыв им надо идти! – подосадовал я. – Пока стрельцы из слобод не подошли, самое время! – И в сердцах стукнул по балке крыши.

– Я так мыслю, что они тебе время для ухода дают, – хладнокровно заметил Дубец. – Покамест все близ того подворья топчутся, у тебя, княже, путь открыт. Ежели сейчас царский двор обогнешь и чрез Боровицкие ворота, то… – и осекся, глядя на меня.

– Я похож на воеводу, который может оставить своих людей?! Дубец, ты что, и впрямь так обо мне думаешь?! – вытаращился я на своего гвардейца.

101