Поднимите мне веки - Страница 88

К оглавлению

88

– Все одно – половину распродам в Твери, потому выбирай, какой из стругов тебе глянется. Хошь, насад подарю, а хошь, набой али байдак. Ежели не мой по сердцу придется, а тот, что Федулу али Семену Мыльникову принадлежит, на свой выменяю, потому любой выбирай, окромя… – Он замялся, но тут же, отчаянно махнув рукой, добавил: – Да и дощаник подарю, коль что.

Про деньги он и слушать не хотел, заявив, что за учиненное тогда мною и царевичем на суде он не один, а половину имеющихся стругов отдал бы. А потом, в точности как некогда Игнашка, заметил, что не пожалел бы и последнего рублевика, дабы вновь повторить тот сладостный миг торжества справедливости.

Впрочем, помнится, тогда в пользу Григория помимо возвращенных камней была присуждена изрядная пеня, которая составила примерно вторую стоимость камней, что сейчас и подтвердил Савел.

– Ныне, почитай, половина мово поезда на оную пеню прикуплена, – заявил он мне и протянул с легкой укоризной в голосе: – А ты – деньги…

Дощаник я брать не стал, великоват, да и ни к чему наглеть, вон как хорошо он отделал свою каюту, так что совместными усилиями мы с ним выбрали гораздо скромнее – аккуратный, ладный струг, который купец почему-то назвал белозеркой. Для моего путешествия в Москву пять пар весел именно то, что нужно.

Его, как клятвенно пообещал купец, в Твери разгрузят в самую первую очередь и пригонят прямо к монастырю, пока я буду там находиться.

Как ни крути, а получалось, что придется навещать бывшего патриарха Иова.

А куда деваться-то?

До бывшего главы русской православной церкви, еле передвигавшего ноги и почти ничего не видевшего – и куда такого возвращать, как предлагал Годунов? – мы с настоятелем монастыря архимандритом Дионисием достучались не сразу. Иов ко всему прочему еще и недослышал.

Когда настоятель, стоя у его кельи и сам уже теряя терпение, в шестой раз гаркнул: «Господи, Иисусе Христе, помилуй нас!», и вновь ответом была тишина, я даже предположил, не случилось ли со старцем чего плохого, намекая, что куда проще взломать дверь. Но, оказывается, она и без того открыта, просто войти можно лишь тогда, когда оттуда откликнутся.

Отец Дионисий тщательно откашлялся для седьмого раза, но тут наконец-то изнутри послышалось долгожданное и весьма зычное «Аминь!». Единственное, что патриарх сохранил в целости, это трубную мощь голосовых связок, а учитывая его плохой слух, он так и говорил со мной – громко, хотя и не очень отчетливо – зубов у старика осталось маловато.

Разговор я постарался вести при свидетелях. Ни к чему мне, чтоб потом, если до государя донесется слух о визите князя Мак-Альпина к опальному владыке, Дмитрий заподозрил дурное, так что архимандрит по моей просьбе присутствовал от начала и до конца.

К тому же я особо и не собирался засиживаться – и без того времени потеряно изрядно, а у меня сейчас каждый день на вес золота. Сказал лишь, что царевич Федор, царевна Ксения Борисовна и их матушка Мария Григорьевна шлют ему свой низкий поклон, а также напомнил, дабы он, как радетель за род Годуновых, по-прежнему усердно молился об их здравии, равно как и за упокой души государя Бориса Федоровича.

Правда, как ни стремился, улизнуть сразу было нельзя. Пришлось посидеть, внимательно выслушивая старца, благоухавшего плесенью и какой-то затхлой сыростью, хотя в келье было сухо и жарко – специально топили, несмотря на погожие летние дни.

Понимал я его шамкающую речь с превеликим трудом – с пятое на десятое, а обильные цитаты из Библии на церковнославянском языке вообще пропускал мимо ушей – все равно не пойму, и даже стараться нечего. Зато не забывал кивать, поддакивать, сокрушенно кивать головой и время от времени креститься вслед за бывшим владыкой.

Однако кое-какие поправки в своих преждевременных выводах я сделал – навряд ли печать на прошении москвичей к Дмитрию поставили с разрешения и одобрения патриарха. Очень уж он сурово говорил о нем. Или это потому, что тот его все равно сместил с поста?

Впрочем, теперь это значения не имеет.

Кроме того, я отстоял вместе с ним на следующий день молебен во здравие Годуновых – и тут никуда не деться, да и все равно ждал прибытия второго струга.

– Стало быть, тебя без меня окрестили, княже? – вдруг осведомился он, уже благословив на прощанье и отчаянно щурясь – наверное, пытался разглядеть мое лицо. – То хорошо. И покойный государь наш Борис Федорович того же жаждал, да вишь, не дожил до сей радости… – И… ударился в слезы, после чего меня тронули за плечо и заметили на ухо, что владыке надо бы дать ныне передохнуть, ибо по причине своей немощности он…

Намек я понял и принял сразу, от предложения совершить еще один визит отказался, сославшись на то, что и без того опаздываю, так что поджидал я свой второй струг уже у устья Верхней Старицы. Хорошо, что Сверчок исчез немного раньше – все-таки мучило его беспокойство за товар, оставленный без хозяйского пригляда.

Глава 19
Мы венчались не в церкви

Времени я даром не терял. Первым делом заглянул в каюту к царевне, которая, радостно просияв, немедленно бросилась в мои объятия. Правда, уже через час, почти перед самым обедом, струг от Савела доставили и маленький праздник закончился – начались будни с расстановкой людей.

Кому плыть со мной в Москву, я наметил заранее, да и выбирать особо не приходилось – самых целых, а из их числа наиболее хладнокровных.

Самоха чуть не плакал, узнав, что едет в Ольховку. Известие, что он остается за старшего, парня ничуть не успокоило.

С ним одним я потратил не менее получаса, дабы втолковать, что оставляю не потому, что не доверяю, а совсем наоборот, доверяю больше чем кому бы то ни было, потому что важнее этой задачи – охрана Ксении Борисовны – для меня ничего нет.

88