Поднимите мне веки - Страница 23

Я принялся излагать весь расклад, но Басманов слушал вполуха, а на середине вообще перебил:

– Да ни к чему твоя сказка. Сам при виде царевича уразумел, что промашку сделал. Он-то как?

Я помялся, не желая отвечать напрямую. Странно, раньше всегда плевал на приметы, а вот повертевшись в этом веке, сменил к ним отношение и сейчас уже опасался сглазить, поэтому ответил уклончиво:

– Его лечением моя травница занялась, а ты сам знаешь, какая она умелица, так что есть надежда, что выкарабкается.

– Да-а, помню я ее, – сумрачно кивнул Басманов. – Тогда иное поведай. Вот ежели государь богу душу отдаст, а на его столец Годунов усядется, так он как, мстить мне учнет али?..

– А сам-то как мыслишь? – осведомился я.

– Мыслю, что непременно учнет, – последовал твердый ответ боярина.

– Напрасно. По крайней мере, пока я стою близ него, он навряд ли так поступит.

– Ой ли? – с подозрением прищурился Басманов.

– Наш разговор ночью помнишь?

– О нем не время ныне, – отмахнулся тот.

– Нет, время, – заупрямился я. – Годунову с теми рожами править, которые я сейчас в заклад взял, куда как хуже, чем с тобой, а предавали его – ты уж прости, Петр Федорович, но я в открытую, не чинясь, говорю – не только ты один, а все кого ни возьми. Вот и получается, коль всем отомстить нельзя, надо выбрать, кого оставить.

– Мыслишь, меня изберет? – пытливо уставился на меня Басманов.

– Сам не додумается, так сыщется кому подсказать, – твердо ответил я.

– Это отчего ж ты так шибко возлюбил меня? – усомнился он.

– Не возлюбил, врать не стану, – строго поправил я. – Но добро помню и твое предупреждение, когда мы в Серпухов ехали, тоже.

– Так ты вроде расплатился... травницей своей.

Я пожал плечами и лукаво улыбнулся:

– А я стараюсь не просто долги платить, но и с резой их отдавать. И еще одно хорошо помню. Вроде бы и перешел ты на сторону Дмитрия под Кромами, – слово «предательство» я теперь постарался избежать, – а ведь начинал, если так разобраться, боярин Семен Никитич Годунов. Выходит, вначале твою честь порушили, обидели, а уж потом и ты в ответ... Такая причина мне куда как понятнее. Эти же, – мотнул я головой в сторону выхода, намекая на заложников и прочих из числа бояр, – подались к Дмитрию из ненависти да зависти к Годуновым, да еще из трусости, а такому оправдания не сыщешь.

– По-княжески судишь, – уважительно заметил боярин.

– Как и подобает потомку королей, – с легкой гордостью согласился я. – Вот и получается, коль кого и прощать, так тебя.

И пауза. Басманов не торопился с ответом, а мне вообще в ожидании стрельцов каждая спокойная минута бальзам на сердце.

– Складно сказываешь, – наконец отозвался мой собеседник. – Но это покамест, а как потом, когда...

– И потом так же, – перебил я. – Мне перед Федором Борисовичем свои мысли таить ни к чему, поэтому все, о чем я тебе тут только что говорил, я и ему поведал, и он со мной... согласился. Да и потом, если царские лекари не смогут помочь нашему государю, то, когда престолоблюститель будет думать и гадать, о чьих деяниях забыть, непременно подскажу твое имя. Или не веришь?

Басманов прикусил ус и после короткой паузы выдавил:

– Пожалуй, что верю.

– Вот и правильно, – одобрил я. – Опять же близ трона умных надо собирать, а не таких, как те. – И вновь кивок в сторону выхода из подземного хода, где на царском дворе по-прежнему ожидали конца наших переговоров насупленные, угрюмые бояре в запыленных одеждах, за спиной каждого из которых стоял мой спецназовец с обнаженным засапожником в руке.

– Хорошо, что напомнил, а то засиделся я с тобой, пора и честь знать, – одобрил Басманов, вставая и... направляясь на выход.

Настала моя очередь недоумевать – вроде как ни о чем еще не договорились, а он уже сворачивает переговоры.

А результат?

Однако делать нечего, и я послушно направился следом, твердо намереваясь удерживать заложников, пока мы не придем к чему-нибудь определенному.

Уже проходя мимо великолепной семерки я, не выдержав, мельком бросил взгляд в их сторону.

Что и говорить, вид они имели не ахти.

Двоим досталось больше всех, и теперь всклокоченный Мстиславский поминутно вытирал кровь из разбитого носа – изрядно мои ребята его приложили, когда валили на землю, а Шереметев – самый молодой из всех – постанывал, держась за нижнюю челюсть обеими руками.

«Интересно, мои ребята ее своротили или всего-навсего выбили зубы?» – почему-то подумалось мне.

Впрочем, остальные выглядели немногим лучше, и каждый на свой манер выражал негодование по поводу неслыханного безобразия, которое я учинил.

Василий Иванович Шуйский почему-то все время качал головой, жалобно жмуря маленькие подслеповатые глазки, а стоящий рядом его брат Дмитрий то и дело сокрушенно оглядывал свою роскошную шубу, время от времени пытаясь ее отряхнуть.

Иван Голицын стоял наособицу и то и дело зло поглядывал в нашу с Басмановым сторону. Получалось у него это почти синхронно с князем Воротынским. Правда, рта никто не разевал и права не качал – помалкивали. Очевидно, так и не пришли толком в себя от подобной наглости со стороны каких-то ратных холопов какого-то иноземного князя.

Но Петр Федорович прав – такого ни один из них мне никогда не простит. И не приведи бог нам встретиться на узкой дорожке – кому-то головы не сносить.

Впрочем, плевать. Сегодня есть дела и заботы куда важнее, а что будет завтра...

Так ведь до него еще надо дожить.

– Ну, мыслится, верить тебе можно, а на добром слове благодарствую и того тебе не забуду, – меж тем многозначительно пообещал Басманов, когда мы с ним оказались на «нейтральной» территории – и до моих, и до ратных холопов примерно метров по тридцать.