Тот с готовностью метнулся к возку, в котором ехала Любава.
Вообще-то я хотел отправить ее на струге, но она клялась и божилась, что в дороге обузой не будет, потому как ведает кой-какие травы и может подсобить, ежели что, и мне, и моим раненым, и я, подумав, переиначил.
Да и удобнее было ребятам в возке. Трясет, конечно, но зато можно расслабиться, а это немаловажно. Так-то их сунуть в него не моги и думать – позор, а коли не просто сидят, но по делу, охраняя Любаву, – совсем иное.
В возке у нас хранилась и запасная ткань для перевязок. Однако, узнав, в чем дело, Любава сама решила перевязать мне руки.
Когда девушка раскрутила первую старую повязку, что покороче, на правой, Михай прикусил губу. При виде второй оголенной руки он отшатнулся и ошарашенно спросил:
– И ты собираешься с этим драться?!
– Ну да, – невозмутимо подтвердил я. – Как с Готардом.
– Но… как?! По-моему, даже саблей было бы куда сподручнее.
– Не спорю, – охотно согласился я. – Да и ты многому меня научил, так что гораздо сподручнее. Только бог на стороне правды, а не силы. Во всяком случае, очень хочется в это верить. И к тому же я… не желаю убивать тебя.
– Я должен переговорить со своими товарищами, – выпалил Огоньчик и почти бегом устремился к своим.
– Эх, тебе бы настой али мазь какую, – робко вздохнула Любава.
– Выкинул ее князь, – проворчал помогавший ей Дубец.
– Пошто?! – изумилась она. – Ныне как бы она славно сгодилась…
Я вспомнил мазь царских медиков и криво усмехнулся.
Рейблингер, выполняя царское повеление, явился ко мне с ней на следующее утро, накануне венчания Дмитрия на царство. Было некогда, и от перевязки я отказался, сказав, что было бы лекарство, а уж намазать смогут и мои гвардейцы.
Чтоб не обижать лекаря, я не просто похвалил мазь, но и попросил написать состав. Дело в том, что фирменной, от Петровны, вообще было на нуле, а на всех раненых того количества, содержащегося в принесенной им склянке, хватило бы от силы на пару дней, не больше.
Я-то по наивности полагал, что травы на Руси везде одинаковы, собирать их легко – лето на дворе, а в каких пропорциях смешивать и как готовить – он мне напишет.
Он дал. Я недоуменно поглядел на протянутый лист, ничего не понимая. Мало того что почерк скверный – оказывается, врачи страдали этим еще в семнадцатом веке, – так еще и латынь.
Пришлось попросить продиктовать, и тут-то выяснилось, что помимо трав в состав мази входят и еще кое-какие ингредиенты, каковые мне очень не понравились, причем настолько, что я даже отложил перо в сторону, сказав, что и так все запомню.
Разумеется, запоминать я не собирался, равно как и пользоваться этим снадобьем, поклявшись сразу после ухода доктора выкинуть склянку на помойку, что и сделал по моему приказу недоумевающий Дубец.
Особенно не по душе мне пришлась одна из составляющих – ртуть.
Понимаю, что все есть яд и все есть лекарство, а важна лишь доза, которая в данном случае была ничтожной, какие-то граны, которые гораздо меньше грамма. Но все равно накладывать на открытую рану мазь, в состав которой входит ядовитый тяжелый металл, я никогда не стану.
Хватит и того, что я по доброй воле влил в себя дрянь моей ключницы, но там-то нужно было для дела, а тут…
– Бракованная она была, – буркнул я Любаве. – Срок годности кончился.
Она непонимающе уставилась на меня.
– Прокисла, – пояснил я и поторопил: – Да ты туже перетягивай.
Девушка послушно закивала головой, стараясь угодить.
– И не бойся, – ободрил я, заметив, как дрожат ее руки. – Неужели не поняла еще, что сейчас вместо боя начнется всеобщее братание?
– С ентими? – удивилась она.
– Ну да, – уверенно сказал я. – Думаешь, пан Огоньчик пошел к своим просто так? Да ничего подобного. Сейчас он вернется, и ты сама увидишь. Они ж считают себя лыцарями, так что навряд ли унизят себя поединком с раненым.
Любава ничего не ответила, но в ее взгляде явно читалось сомнение.
Ну и ладно, сейчас сама убедится, кто из нас прав.
Но права оказалась она.
Огоньчик вернулся сконфуженный донельзя. В глаза он мне смотреть избегал. Не отворачивался, нет, но глядел куда-то на мое правое ухо.
– Я хотел предложить тебе отсрочку до тех пор, когда ты совсем не… – Он указал на мою левую руку. – Еще семеро со мной согласились, но остальные… – И опустил голову, натужно выдавив: – Пока думают.
– Понятно, – кивнул я и покосился на Любаву.
Получается, угадала она. Что ж, все равно в остатке получается семеро, а это куда меньше, чем пятнадцать. Можно сказать, и половины нет.
– Я прошу тебя, князь Федор, – взмолился Михай, но тут же осекся и поправился, вновь перейдя на официальный тон: – Надеюсь, ясновельможный князь обождет еще немного?
– Легко, – пообещал я и двинулся к приготовленному рингу размерами эдак метров пять на пять – не разгонишься.
Вообще-то местечко было не совсем удобным. Луг он и есть луг. Кочек виднелась масса. Хорошо хоть, что траву скосили не так давно, а новая вырасти не успела – от силы сантиметров на пять-десять, не больше.
Оставалось порадоваться тому, что перед дорогой не стал менять сапоги, оставив те, в которых был на поединке с Готардом. Пусть они у меня из-за толстой подошвы несколько тяжелее, но я посчитал, что ноги не станут выскальзывать из стремян, вот и оставил их.
Учитывая траву, получалось какое-никакое, а преимущество. Маленькое, правда, но мне сейчас любое сгодится.
Впрочем, чего это я разнылся? Ни один из поляков и слыхом не слыхивал про десант, так что преимущество у меня на самом деле о-го-го, лишь бы руки не подвели.